Погружения глубже 100 метров — это всегда «русская рулетка»

Евгения Кулиш пришла в дайвинг в далеком 2004 г., в 2006 г. получила статус инструктора по дайвингу и стала сопровождать группы и обучать студентов. Одновременно она увлеклась техническим дайвингом — погружениями на большие глубины. Личный рекорд Евгении — 145 метров. Мы поговорили о том, что такое сверхглубокие погружения, как люди к ним приходят, и что можно увидеть под водой на 100 метрах.

— Как случилось, что вы стали заниматься сверхглубокими погружениями? Когда это началось и в связи с чем?

— Мне было 23 года, когда я пришла в дайвинг. Сначала конечно было первое ознакомительное погружение с инструктором, как у всех начинающих «чайников». Мне очень понравилось! Я быстро прошла теоретическую часть и практику в московском бассейне, и сразу уехала в «дайвинг-сафари» на Красное море. Такой формат поездки больше подходит для более опытных дайверов, но новичков также иногда берут и прямо на месте заканчивают обучение, проходят практику в открытой воде.

После первых же погружений в море в рамках самого начального курса, я сразу поняла, что хочу нырять глубоко и очень глубоко. Это такая эйфория, когда ты несешься вниз, и перед тобой стремительно меняется картина моря, освещение, все-все. Я ничего тогда не знала про сверхглубокие погружения, но я была абсолютно уверена, что мне это надо.
Это как стремление спортсмена — побеждать, альпиниста — покорять вершины. Тут все вместе: и желание испытать неизведанное, и преодоление себя, и глубина, которая манит своей неизвестностью. И так интересно заглянуть дальше, и узнать, что там.

Это совершенно не объяснить никакими логическими категориями. Больше всего это похоже на влюбленность. Ты видишь эту глубину, влюбляешься в нее и стремишься туда постоянно. И как бы глубоко ты ни погружался, тебе всегда мало. Тебе надо, чтобы дна не было никогда! Потому что дно — это скучно и понятно. До какой бы глубины я не доходила, меня всегда манила новая глубина.

— Но вы же не сразу пришли к сверхглубоким погружениям? Что потребовалось для этого?

— Дайвинг делится на рекреационный, то есть любительский, и технический — сверхглубокий. Все федерации, которые обучают и сертифицируют дайверов, ставят допустимые ограничения на любительские погружения 40 метров, это рекреационный дайвинг. Для технического ограничения тоже установлены в районе 90 метров. Глубже — на свой страх и риск. Сверхглубокими считаются погружения на 100 метров и более. Для того, чтобы только начать обучение техническому дайвингу, надо сначала обучиться любительскому (рекреационному), пройти множество ступеней, получить определенные сертификаты и «нанырять» опыт: не менее 60 погружений.

У меня весь путь был очень быстрым. С момента, когда я поняла, что хочу погружаться глубоко, и до моего зачисления на первую ступень технических курсов прошло всего три месяца. Все это время я почти непрерывно ныряла.

В техническом дайвинге тоже целая цепь курсов, которые надо пройти последовательно. Нас учили очень жестко. Это были очень напряженные тренировки в тяжелом снаряжении, сквозь слезы и труд. Снаряжение даже для начальной ступени технодайвинга весит около 60 кг. Дальше — больше! Помимо прочего требуется и хорошая физическая подготовка. Чтобы тебя допустили к обучению, надо было как минимум самостоятельно надеть это снаряжение, встать и пройти в нем несколько метров по качающейся палубе корабля. Если ты не в состоянии это сделать, до занятий не допускали. А я была молодая и хрупкая, и за мной следили с удвоенным вниманием.

До этого я никаким спортом не занималась. Мне пришлось начать ходить в спортзал, чтобы иметь возможность справляться со снаряжением без посторонней помощи.

Самый высокий уровень сертификации в техническом дайвинге (Advanced Trimix) я получала в поездке, где одновременно отметила 3 юбилея: 1 год в дайвинге, погружение на 100 метров и 100 зарегистрированных погружений.

— Такие погружения — это, вероятно, очень опасно? В вашей практике случались нештатные ситуации?

— Это действительно опасно. Технический дайвинг считается в разы опаснее даже парашютного спорта, поскольку не всегда можно предугадать последствия для организма из-за воздействия высоких давлений. Это сфера физиологии до сих пор очень плохо изучена. И многие нормы и правила, которые используются в технических погружениях опираются даже не на научные знания, а на банальную статистику несчастных случаев.

Чрезвычайных ситуаций в техническом дайвинге тоже очень много. Практически в каждой технической поездке, была хотя бы одна нештатная ситуация той или иной степени тяжести. Погружения свыше ста метров — это всегда «русская рулетка». Ты можешь идеально спланировать и провести погружение, а на выходе получить проблемы со здоровьем. Я такие случаи видела лично.

Этого риска нельзя избежать. Мы можем лишь минимизировать его и добиваемся этого качественным и стабильно работающим оборудованием, удобной конфигурацией снаряжение, внимательный планированием и адекватным отношением ко всему процессу.

— Это накладывает отпечаток на отношения внутри группы дайверов?

— В техническом дайвинге есть железное правило, которое противоречит всем общепринятым моральным нормам. Для сравнения: в рекреационном дайвинге погружение происходит парами, и все навыки нацелены на то, чтобы ты мог оказать помощь напарнику если что-то пошло не так. А он, в свою очередь, помог бы тебе, и вы вместе смогли бы благополучно подняться на поверхность. В техническом дайвинге все наоборот: если с твоим напарником что-то произошло, ты не идешь к нему на помощь. Иначе будет два трупа. Также, как и в альпинизме, например. При подъеме на Эверест каждый сам за себя. И если человек не может самостоятельно идти, то следующая группа скорее всего найдет на тропе его труп. Отличие лишь в том, что трупы технодайверов никто никогда не находит.

Это правило жестко соблюдается. В моей практике был такой случай, когда я понимала, что человеком случилась беда, но я никак не могу прийти к нему на помощь, хотя формально нас разделяли всего какие-то 20 метров. Это было очень страшно: видеть, что человек погибает и принимать решение не идти ему на помощь, поскольку выйти вдвоем в этой ситуации не было бы ни единого шанса. Слава Богу, в том ситуации все обошлось, человек сам справился с оборудованием и выжил, но стресс был колоссальным. Это чувство я запомнила на всю жизнь.

Говорить об этом правиле в коллективе дайверов не принято, это не обсуждается. Отношение к этому у всех индивидуальное.

— Расскажите о людях, которые занимаются сверхглубокими погружениями. Какие они? Какие отношения вас соединяют?

— Компания образуется по принципу «узок их круг и страшно далеки они от народа». Увлечение это очень специфическое и, к слову сказать, совсем недешевое. Оно никогда не станет массовым. Те, кто ныряет на глубины свыше 100 метров, все друг друга знают, бывали в совместных поездках, пересекались на выставках или хотя бы просто слушали друг о друге.

В технический дайвинг люди приходят по очень разным причинам. Кто-то приходит просто потому, что ему нравится учиться новому и пробовать себя в разных областях. Такие обычно успевают научиться кататься на сноуборде, на мотоцикле, прыгать с парашютом или летать на параплане, и постепенно доходят до дайвинга. Есть и такие, кто приходят сюда за «понтами». Поскольку это элитно, дорого, «круто» и об этом интересно рассказать в компании. Ине было скорее интересно преодоление себя и возможность снова и снова ставить личный рекорд. Мотивация у всех людей очень разная.

— Сколько погружений вы совершили? Какие были самыми запоминающимися?

— Я очень долго считала свои погружения, записывала хоть несколько строк о каждом из них в логбук. Но все же сбилась ближе к 800 и перестала считать. Сейчас, наверное, их уже больше тысячи полторы. Сверхглубоких, конечно, было в разы меньше, около150−200.

Самым запоминающимся было самое глубокое погружение. В моем случае это погружение на 145 метров. Это было в Египте, недалеко от Хургады. Там есть риф, который служит своеобразной Меккой для технодайверов, так как очень удобен для технических погружений, на нем мы и ныряли. Надо признать, что мне было очень страшно. К тому времени на 100 метрах я уже чувствовала себя вполне спокойно и уверенно, но 100 и 140 — это огромная разница.

— А приходилось ли участвовать в погружениях в условиях зимы?

— Я не большой любитель холодной воды. К тому же нырять технически в холодных водоемах вдвойне опасно. Если в теплых морях ныряют в «мокром» гидрокостюме, то в ледяную воду опускаются в так называемом «сухом» гидрокостюме. Он не пропускают воду, поэтому под него можно одеть теплую поддеву, которая позволит не замерзнуть в холодной воде. Но даже самый прекрасный и идеально подогнанный сухой гидрокостюм может начать подтекать. Или вовсе порваться. Если такое случиться на глубине 20 метров, то в этом нет ничего опасного. Ты просто поднимешься на поверхность, примешь горячишь душ, выпьешь чаю и даже насморк не схватишь.
А когда все то же самое происходит на глубине свыше 100 метров, мгновенно подняться на поверхность уже невозможно. Есть определенный профиль всплытия, который необходимо соблюдать, чтобы не получить травму. Резкий выход на поверхность — это смерть. Но за это время в протекшем костюме в ледяной воде наступает переохлаждение, которое также может обернуться летальным исходом.

Тем не менее, очень много людей ныряют в холодную воду, делают это очень технично, постоянно придумывают разные варианты, как избежать затекания, и как спастись, если оно все же произошло.

Мой личный опыт погружений в холодную воду — 90 метров. Это было в Кабардино-Балкарии, в Голубом озере. Вода там не самая холодная, 7−8 градусов. Это одно из самых неприятных моих погружений. Там было как-то уже слишком темно и страшно. И холодно.

— Что вы чувствуете на глубине? Там ведь, наверное, темно и мало что можно увидеть?

— Освещение на глубинах 100 метров и более очень зависит от моря. В разных морях оно разное. В Красном море достаточно светло, даже на глубине 140 метров только сумерки. Хорошо видно напарника, кораллы и все вокруг. Никакого дополнительного светового оборудования не нужно. А вот в Белом море даже на глубине 30−40 метров абсолютная чернота. Там без фонарей никак.

Еще на глубине, когда толща воды гасит все звуки, доносящиеся сверху, можно довольно прилично слышать друг друга. Конечно, высоко художественная речь различима не будет. Зато можно, например, коротко и емко выругаться на напарника, если он косячит. И он вполне себе услышит и отлично разберет куда его только что послали.

А что мы там видим и чувствуем, это не так легко передать словами. Как-то раз с нами на погружения ездила семейная пара, которая взяла с собой детей и бабушку, которая оставалась с детьми, когда родители ныряли. И вот эта неныряющая бабушка как-то сказала: «Я не знаю, что вы там в глубине видите, но наверное что-то восхитительное и невыразимо прекрасное, поскольку, когда вы всплываете, ваши глаза так сияют, как никогда на поверхности».

— Есть ли в совместных поездках дайверов какие-то традиции?

— Есть много забавных традиций. Например, когда ты сдаешь свой первый экзамен на сверхглубокое погружение — а туда погружаешься на дыхательных смесях с примесью гелия — то новички, надышавшись гелием, непременно исполняют этими своими смешными тоненькими после гелия голосами какую-нибудь дурашливую детскую песню.
Есть лирическая традиция на закате непременно провожать солнце с бокалом вина. Вообще в дайвинге царит сухой закон: между погружениями пить нельзя, и это правило строго соблюдается. Только вечером после всех погружений можно выпить бокал вина или пива. «Технари» делают обычно по два дневных погружения в день. Когда наступает вечер, они уже от погружений свободны, и могут позволить себе любоваться закатом под вино, в то время как остальные дайверы не могу позволить себе выпить, так как ждут ночное погружение.

— Есть ли у сверхглубоких погружений какие-то исследовательские или любые другие цели? Можно ли сделать дайвинг профессией, приносящей доход?

— Дайвинг — это все-таки увлечение, которое превратить в источник дохода практически невозможно. Ну разве что получить статус инструктора и зарабатывать обучая таких же дайверов любителей. Коммерческие водолазы, которые занимаются подводными работами и исследованиями — это совсем другая история. Два этих мира практически не пересекаются.

— Почему вы перестали заниматься сверхглубокими погружениями?

— По той банальной причине, по которой большинство женщин рано или поздно уходит из профессии — родила ребенка. Немного сменились приоритеты, были пересмотрены отдельные ценности. Времени и денег тоже стало значительно меньше. Я хотела вернуться в технический дайвинг, когда сын немного подрос. Но это сложный процесс. Невозможно просто приехать на Красное море и нырнуть на 100 метров. Хотя в целом это совсем уж рядовая глубина. Но чтобы ее покорить, нужны постоянные тренировки, снаряжение, газы, разныренность. Надо постоянно ездить на моря, где нырять-нырять и снова нырять. И тогда постепенно будет возможно войти в привычный ритм и выйти на серьёзные глубины. Но почему-то оказалось, что развивать ребенка мне интереснее и важнее, чем развивать свои технодайверские скилы.

Хотя, честно скажу, что я не оставила идею вернуться в техно. Уверена, что рано или поздно я все же вернусь в глубину. Хотя бить рекорды, скорее всего, уже не буду. Это как влюбленность. Со временем чувства могут слегка остыть, но они если они настоящие, то никогда не уйдут полностью. Просто нужно собраться с мыслями и найти силы время. И я уже ищу.

Интервью для Мир 24